Холодное декабрьское утро опустилось на замок и его окрестности. Окна Темной спальни были плотно задернуты черными шторами, из-за чего в комнате царил полумрак.

Хозяйка замка лежала на кровати с открытыми глазами. Из-за очередного кошмара она снова не спала всю ночь; и даже к утру ей не удалось задремать. Собравшись с силами, Беллатрикс все-таки встала с кровати и, набросив черный шелковый халат, босиком подошла к окну. За тот небольшой период, что она жила здесь до заключения в Азкабан, Белла успела привыкнуть к холодности черного пола. Она отодвинула шторы, впустив в комнату туманное зимнее утро.

Выглянув в окно и увидев,что все застлано туманом, Беллатрикс безразлично пожала плечами. Ее уже давно не интересовала погода, как, впрочем, и многие другие вещи, хоть немного интересные большинству людей.  Лестрейндж направилась в ванную комнату, прилегающую к спальне. Умывшись, она подошла к красивому зеркалу в резной раме. Глядя на свое отражение, женщина иронично усмехнулась. А годы все летят...И вы уже не та двадцатилетняя Белла Блэк, миссис Лестрейнж...Сев на черный пуф, хозяйка дома начала расчесывать копну своих густых черных волос. Закончив это занятие, она перебросила волосы за спину и начала наносить макияж. Накрасив губы ярко-алой помадой, Беллатрикс тяжело вздохнула.
Новый день...и мой театр... И эта роль... Что же, придется достойно ее играть...Снова...Как я играла ее вчера, как буду играть ее завтра...И нет конца моему представлению...Но...Видимо, так нужно...

Встав с пуфа, она направилась к гардеробу. Одевшись в длинное черное платье с корсетом, Беллатрикс вышла из комнаты.

---Гостинная---

-----Холл-----

Нормальные люди передают письма через эльфов. Ну не письма Малфоев же! Эльфы здесь какие-то нерешительные, вдруг что, а виноватой господин Министр Магии сочтет её, Луну… Другое дело, что в связи со сложившейся ситуацией следует упомянуть, что нормальные люди, заботящиеся о своей безопасности, не вызываются передавать письма Малфоев. Ну, Мерлин с ними, с нормальными людьми!
- Мартин, а ваша госпожа уже спит? – осторожно поинтересовалась Луна, философски оглядывая дверь спальни.
- Мартин не знает, Мартин совсем не знает, госпожа сегодня … - замялся эльф, явно желающий поскорее убраться подальше.
- Что ж, вы можете идти, спасибо большое, - обреченно согласилась мисс Лавгуд.
Естественно, сама ввязалась, вот сама и выпутывайся, эльфы тут ни при чем.
Мартин мгновенно скрылся в глубине темного коридора.
Итак, если я передам письмо, меня убьет Беллатрикс Лестрейндж. Это весьма вероятно. А если я не передам письмо, меня убьет Люциус Малфой. Это точно. Какая апория.
- Миссис Лейстренж, можно войти? – негромко спросила Луна. Стучать она не решилась – вдруг разбудит. Да, положение откровенно безысходное.
Тогда просто положу на стол или куда-нибудь, зато буду уверена, что миссис Лейстренж утром это письмо найдет. Вопрос о том, доживу ли я при таком плане действий до утра, рассматривать не стоит. На ночь глядя.
Девиз целителя – спокойствие и профессионализм. Ну и вперед!
Вперед, так вперед. Луна осторожно толкнула тяжелую дверь, слегка приоткрывая, чтобы незаметно протиснуться в небольшой проем.
В комнате было темно, от каменного пола веяло неприкрытым, бесстыдным холодом, а каждая мелочь обстановки тускло мерцала совершенной, мертвой красотой.
Пожалуй, вполне в рамках традиций аристократической архитектуры. Но мисс Лавгуд её милая уютная комнатка, неизменно забросанная самыми безвкусными вещами тоже более чем устраивала.
Тем более что обстановку успешно дополняла сама хозяйка замка, спящая на кровати с бандахилом. Спящая? Один профессионально цепкий чуткий взгляд, скользящий по неестественно бледному лицу…
- Миссис Лестрейндж ? – озабоченно позвала Луна, поддаваясь самым ужасающим подозрениям и потому мгновенно позабыв о всяких там рисках быть убитой на месте и прочих жизненных мелочах.

Нескольких мгновений равнодушной тишины вполне достаточно, чтобы внутри включится обычный для таких случаев секундомер: бросить письмо на первую попавшуюся горизонтальную поверхность, в несколько бесшумных шагов пересечь комнату и сесть на кровать. Три секунды.
Успокоить взволнованно стучащее сердце и оценить ситуацию. Полторы.
Рабочий день, рабочая ночь…
- Миссис Лестрейндж, вы слышите меня? – собственно, не нужный вопрос, когда пальцы уже профессионально сжимают запястье неподвижно лежащей на кровати женщины. Где-то под бледной кожей слабо бьется угасающий пульс. Ещё полторы.
Взгляд молодой целительницы лихорадочно блуждал по темным углам комнаты.
Что же это может… Обморок? Нет, сильная бледность, слабый пульс, резко сниженный мышечный тонус…
Девушка склонилась ниже, пытаясь уловить едва слышное дыхание.
Беллатрикс  Лестрейндж в простом темном платье, смертельно бледная и какая-то непривычно искренняя была почти неузнаваема. Совершенно не ассоциировалась с непростительными заклятиями, изощренными пытками и угрожающе безупречным холодом взглядов. Или, может быть, Луне только казалось так сейчас, потому что она привыкла сочувствовать любому, кто нуждается в помощи?
Никаких признаков насилия… Значит отравление, кажется, классическое аристократическое развлечение в Рождество…
Ещё полторы. Время, время…
Обычные три на диагноз, уложилась. Теперь экстренные меры…
- Rennervate, - сосредоточенно произнесла Луна, плавно взмахивая палочкой. Пункт первый, привести в себя – можно считать выполненным.
А теперь логика, родной Райвенко. Лаборатория здесь, похоже, не сгорела. Тогда что?
Разумеется, это мог быть абсолютно любой яд, это же поместье Лестрейндж, здесь наверняка имеются любые в завидном изобилии. И никого, кто мог бы подсказать.
Мисс Лавгуд всегда ценила в людях умение в критических жизненных ситуациях отгонять паническое ощущение собственного бессилия и концентрироваться на поиске адекватного решения, каким бы фантастическим оно не казалось на первый взгляд. Хотя, она вообще много разных неожиданных свойств умела в окружающих ценить.
- Миссис Лестрейндж, - негромко позвала она, надеясь на помощь ещё не вполне пришедшей в себя женщины.
Почему здесь так темно, уже, должно быть, утро. Что-нибудь… Что зажингают аристократы в темных спальнях, свечи?
Луна потянулась к прикроватной тумбочке, на которой, впрочем, ничего предназначенного для освещения помещений не наблюдалось. Зато наблюдался небольшой стеклянный флакон. Девушка тут же открыла его и поднесла к лицу, осторожно вдыхая тонкий запах. После многочасовых бдений над котлами определить удалось довольно быстро.
Снотворное, ну конечно, сильное, значит  адсорбент для снятия интоксикации, это в первую очередь…
Пока мысли с лихорадочного бега переходили на обычный более плавный ритм, уставшие пальцы уже отсчитывали капли из полупустой склянки с небесно-голубым зельем.
И универсальное противоядия для токсического эффекта передозировок с тонизирующим побочным…
Прозрачное, слегка зеленоватое, пять, семь… Лучше девять.
Луна поднесла ложку к губам женщины, не сводя с её лица взволнованного лучистого взгляда.
- Миссис Лестрейндж, надо выпить лекарство, пожалуйста, - спокойный голос непривычно звучал в гулкой тишине спальне, его звонкую настойчивость смягчали мерные теплые нотки.
Совершено неординарное Рождество, вне всяческих сомнений.

Как все-таки удобно не блистать чистотой крови и отточенностью манер. В противном случае может показаться, что вливать зелье в рот насильно – это неприличное для незваного гостя поведение. Зато эффективное!
- Миссис Лестрейндж, вы слышите меня? Очнитесь, я вас очень прошу!
Можете кричать на меня, даже заклинанием каким-нибудь запустить, только очнитесь!
Луна сильно сжала тонкие холодные пальцы, в которые несколько часов назад с сияющей улыбкой вкладывала рождественский подарок. Это только голос звучит спокойно и внимательно, а на кончиках ресниц дрожат невидимые слезинки – разве можно воспринимать чужое страдание не как личное? Можно, наверное, вот только Луна так и не научилась.
Сколько там действует это зелье? Три-пять…
- Пожалуйста, только не умирайте, вы обязательно должны очнуться! Вы помните меня, миссис Лестрейндж?
Мы с вами сегодня Рождество встречали, помните?
Теплые руки целительницы потянулись к бледным щекам, стараясь согреть, встряхнуть, выдернуть оттуда… Мерлин, как же это страшно, невыносимо, две смерти, почти смерти за один рождественский вечер, что же она должна…
- Посмотрите на меня, пожалуйста, - мягко и мелодично, как бы странно это не звучало в мрачных враждебных стенах.
Возвращайтесь, вы будете жить, обязательно, непременно, чего бы мне это не…
Луна поднесла к лицу хозяйки замка, наполненному какой-то завораживающей, нездешней красотой, маленький флакон с молочно-белой жидкостью и спешно отвинтила крышку. Резкий пряно-горьковатый запах концентрированного раствора ударил даже по привычному к любым экспериментальным составам обоняния целительницы.
Чтобы привести в сознание, индукция адреналиновых выбросов, возбуждение нервной системы интенсификация кровообращения, хорошо сочетается с действием большинства противоядий – ещё одна тетрадная страничка, всплывшая в памяти, с подпаленным на свечке уголком.
- Возвращайтесь, - внушительно и настойчиво. Заинтересованно? Искренне? Глупый вопрос, когда сердце так стучит и сжимается от ощущения собственной, настоящей боли. Конечно. Тише, проникновенным звонким шепотом, - Беллатрикс!

- Вы живы, живы, - тихонько всхлипнула Луна, едва расслышав шепот.
Девушка заткнула пробкой склянку с едкой жидкостью и принялась энергично натирать виски женщины нашатырем.
О Моргана, я уже думала… Как же вы меня напугали…
После пары таких дежурств, не то что соображать адекватно, на ногах держаться трудно. Но главное, что все закончилось.
Луна облегченно вздохнула, наблюдая как по бледным щекам Беллатрикс Лестрейндж разливается свежий румянец.
- Как вы, скажите мне, пожалуйста? – лицо целительницы все еще сохраняло крайне озабоченное выражение, но вот с голосом уже удалось справиться в полной мере – он звучал вполне невозмутимо, хотя и немного устало.
А нескольких прозрачных капель, обжигающих скулы и щеки, наверное, не видно в полутемной спальне.
Нервы, нервы… Да еще и ночное дежурство завтра. Нет, похоже, что уже сегодня.
Девушка не отрывала внимательного взгляда от  лица Беллатрикс и не выпускала её запястья из своей руки, следя за ритмом пульса. Так проще успокаиваться.
Не важно, как все это, главное, что закончилось…
Она же письмо собиралась передать… А, ладно, потом.
Потом, если доживу, несомненно. Все будет хорошо.
Луна тихонько погладила большим пальцем тонкое запястье и снова подняла взгляд на женщину.

Луна непонимающе похлопала ресницами и ещё раз внимательно вгляделась в лицо хозяйки замка.
За что? Как это - за что? Кому это она? Не ясно. Ладно, как-нибудь потом выясним.
Сейчас ей не хотелось думать о том, как все это могло случиться. Какие-то странные у аистократов традиции проведения праздников. У одного лаборатория сгорела, у другого неконтролируемые приступы ярости, и вот тоже...
Нельзя демонстрировать пациентам растерянность, даже если она вызвана их же собственными словами. Пациентов надо успокаивать. Но это обычно, а при отравлении снотворным?
- Не беспокойтесь, миссис Лестрейндж, потерпите немного. Скоро вам станет лучше, - тепло заметила мисс Лавгуд.
Легкие... Хм, наверное...
- Ваше снотворное, должно быть, вызывает при передозировках дыхательный паралич, - негромко сказала девушка, обращаясь к себе самой, -  плюс к стандартной гипертрофии нейропаралитического действия. Очень жесткое средство. Может быть, стоит подобрать что-то более мягкое?
Когда уважаемая миссис Лестрейндж придет в себе окончательно стоит ей об этом сказать. Хотя, снотворные, без сомнения, не рассчитаны на безопасность эффектов передозировок. А жаль... Сколько всяких случаев из-за этого.
Луна робко улыбнулась и успокоенно вздохнула, не отрывая лучистого взгляда от женщины.
Наверное, ей снятся ужасные сны по ночам. Иначе она бы не пользовалась постоянно лекарствами. Бедная-бедная... С этим действительно трудно помочь - дело в собственных страхах и ... Мистер Малфой, наверное, тоже, а я не подумала.
Какие все-таки вещи случаются в жизни. Пожалуй, не стоило так ругать архитекторов Малфой-Мэнора.
- Anapneo! - звонко произнесла девушка, поднимая палочку.
Чтобы легче было дышать. Так, вдох, выдох. А теперь сами...
Пальцы по-прежнему не выпускали тонкого запястья. В такие моменты Луна забывала обо всем - о собственной усталости, о собственном и чужом прошлом, о раздорах, опасностях и перспективах. Все будет в порядке.
- Все будет хорошо, - прошептала она, - вам станет лучше. Вы даже не представляете, как я рада, что вы живы.
Ненавязчивая улыбка, спокойные интонации. Мисс Лавгуд украдкой вытерла соленые мокрые дорожки с лица и задумчиво покачала головой.

Не столь счастлива… Не столь счастлива, что совершенно случайно осталась жива.
Странно, но Луна даже не слишком удивилась таким словам – ей вспомнились полные невысказанной боли серые глаза Малфоя, черные кошмары Снейпа, из которых они оба едва выбрались … И вот теперь она смотрела в глаза женщины, в принявшем осмысленное выражение лице которой все ещё угадывались черточки горькой отрешенности…
Конечно, им сейчас очень тяжело. Да ещё и такие происшествия.
Но все-таки обычно вернувшиеся с того света пациенты радовались, даже несмотря на шоковое состояние. А сейчас…
Сейчас Луна снова чувствовала, что должна что-то сделать, и не знала, что.
Надо же, она меня узнала. И, похоже, даже не собирается прямо сейчас бросаться на меня с непростительными. После Малфоя это стоит ценить.
- Несчастливы? Разве вы предпочли бы умереть? – тихо сказала мисс Лавгуд, но тут же одернула себя, - простите, наверное, вы не хотите, чтобы я вмешивалась, я понимаю, но…
Глубокий вдох. Как трудно иногда бывает сказать так, чтобы тебя поняли правильно. Чтобы не сделать ещё больнее.
Ну, вряд ли будет труднее, чем с …
И чего это ей сегодня все время вспоминается Малфой? Нехороший диагностический признак.
- Но все-таки хорошо, что вы мне так сказали. Правду, понимаете?
Это совсем нетрудно, нужно только… Что ты несешь, Луна? Трудно. Вот, например… Да что же это такое? Вот Снейп, например.
- Вам плохо? – серьёзно спросила девушка, по-прежнему пристально гладя в темные глаза. Конечно, она спрашивала не про самочувствие, физиологические последствия передозировок предсказуемы, это скоро пройдет, а вот…
А вот есть вещи гораздо более важные.

- Ну, конечно, важно.  Это очень важно. То, что кому-то можно просто сказать правду, делает нас… доверчивее, что ли, счастливее, - задумчиво произнесла Луна, вздыхая.
Жаль, что так можно не всегда.
Верно, иначе тебя будут звать «полоумной Лавгуд» и с опаской провожать подозрительными взглядами. Люди не привыкли слышать искренние ответы на свои формальные вопросы, поэтому считают откровенность признаком плохого воспитания. А потом страдают от этого. И других заставляют страдать.
Луна не обижалась – давно уже не обижалась на все эти язвительные замечания, на безразличные взгляды и едкие ухмылки – именно потому, что знала – они вовсе не хотят её обидеть. На самом деле не хотят, просто себя убеждают в обратном. И сами страдают от собственноручно (или как? Собственномысленно?) выстроенных стен гораздо больше, чем она от глупых насмешек. Им надо помочь.
Но обычно они не дают. Наверное, стыдятся. Им, почему-то, кажется, что обратиться к другим за помощью или просто признать, что тебе плохо, - это непростительная слабость.
Я даже понимаю, откуда это. Они не виноваты, что не умеют по-другому.
Конечно, не виноваты… перед глазами вспыхивают жуткие картины еще недавней Войны: крики, кровавые брызги, искаженные страданием и страхом лица, сырые стены темного подвала в Малфой-Мэноре, чьи-то ледяные глаза в прорезях маски, красные искры, слетающие с кончика палочки…
Они привыкли так – когда любая искра человечности означает слабость, которую непременно заметят и будут использовать против тебя.
Девушка на мгновение выпустила руку Беллатрикс и опустила голову, стирая соленые дорожки с лица тыльной стороной ладони.
Успокойся, Луна, успокойся. Все закончилось, ведь закончилось уже. Надо учиться жить заново. Просто жить. Все будет хорошо.
Целительница тряхнула головой, решительно смахивая горячие капли, и тихо вздохнула.
- Почему вы думаете, что рассказать о том, что вы чувствуете, означает  «обременять»? -   просто спросила она, - в этом нет ничего такого…
Это совершенно нормальная жизнь. Разве нет?
- Не всегда просто говорить искренне, я понимаю, но… Но разве вам самой не хочется… просто доверять кому-то?
Луна снова взяла женщину за руку и придвинулась чуть ближе.
- Вам, наверное, очень одиноко здесь, - вздохнула она, обводя взглядом мрачную комнату, - но ведь у вас все-таки есть друзья, правда? Вы можете с ними разговаривать откровенно.
И я… Да, Луна, и ты. И ты сегодня точно схлопочешь непростительное на свою голову. Впрочем, моешь вспомнить последний раз, когда тебя это останавливало в таких случаях?
- Разве после этого не становится легче? Вот, например,… как так случилось, что вы… ваше снотворное… Передозировка. Серьезная. Вы могли бы позвать эльфов, они у вас такие дружелюбные, или… - Луна неопределенно передернула плечами. Ей не хотелось вспоминать смертельно бледное, которое она видела несколько минут назад. Но…
Я просто хочу помочь, я не знаю, как. Вы, наверное, тоже не знаете. Но надо понемногу привыкать к новой жизни. Я вот тоже еще до конца не… 

Луна испуганно прижала ладонь к губам и тихо всхлипнула.
Знала… Что ж, что-то такое я и должна была подозревать. Неудивительно, здесь так темно, так… А как с ней Малфой разговаривает? Друг. Ей так тяжело, а он… А он не виноват, ему тоже, тоже нужна поддержка, нужно спасение от одиночества.
И вот они тут плачут вдвоем, как … Как два человека, решившиеся на откровенность. Это больно, да. Но ведь это исцеляющая боль.
Слезы – это очень хорошо, потом станет легче. Легче спать, дышать и жить дальше. Обязательно.
- Ваши друзья… Вы ведь очень хорошо их знаете, вы постарайтесь их простить – они не говорят с вами откровенно совсем не потому, что вы им безразличны, поверьте, - горячо заметила Луна, - они просто тоже… Боятся. Для них это очень непривычно, поэтому трудно. Они бояться выглядеть слабыми, боятся, что вы… не знаю, посмеетесь над ними или ещё что-нибудь…
Им кажется, что панцирь их железной холодности защищает их от душевной боли. Какая иллюзия. Но кто-то же должен сделать шаг навстречу.
- У них просто было слишком много боли в жизни. Даже сейчас…
Нет, с навязчивыми воспоминаниями о Малфое определенно надо что-то делать.
Мисс Лавгуд вытащила из сумки мягкий белоснежный платочек и заботливо вытерла слезы, текущие по бледным щекам хозяйки замка Лестрейндж.
- А вы очень смелая, потому что вы со мной говорите честно. Вот про снотворное… Вы ведь сказали правду – это очень-очень хорошо. Теперь вам будет легче, вы не будете чувствовать, что вы совсем одна.
Вокруг есть те, кто пытается вас понять. Даже несмотря на ваше сопротивление.
- Я понимаю, что вы заботитесь о спокойствии своих друзей, жертвуя собственным. Но разве вы не думаете, что им тоже хочется иногда поговорить по-настоящему, что им не хватает вашей откровенности, что они не знают так многого…
Что им так хочется слышать, что они дороги, нужны кому-то, сейчас, после всего…
Девушка смотрела в лицо Беллатрикс – в эту минуту в нем почти не было обычной надменности, зато было настоящее чувство, неподдельная красота, боль, которую нельзя играть. Которую не надо скрывать.
Но нужно быть очень храбрым, необычайным человеком, чтобы не скрывать.
- Вот если бы вы могли поговорить с кем-то, вы бы не стали… И ваши друзья, наверное, чувствуют то же самое, - убежденно сказала Луна, - и мистер Снейп. И даже мистер Малфой.
Тоже в одиночестве справляют Рождество. Тоже борются с соблазном покончить со всеми неразрешимыми проблемами одной передозировкой. Или не борются…
Обременять? Да нет, почему… Это нормально – заботиться о других. Это нормально – доверять другим. Иначе просто не справиться с давящим одиночеством.
Нужно справляться – понемножку отвыкать, да, как-то так…

Слабее, уязвимее. Да, конечно. Так страшно. Но ведь…
- Но ведь это невозможно выносить одному – все это, - тихо сказала Луна, стараясь, чтобы в размеренном проникновенном голосе не были слышны горькие слезы, - а надо жить. Дальше. Счастливо.
Может ранить. Да, она знала. Она всю жизнь училась угадывать, где спрятаны эти самые душевные раны собеседников – чтобы случайно не причинить боль неосторожным словом. За все эти годы она совершенствовалась в судьбоносном искусстве щадить других. Не указывать на недостатки. Не лезть с непрошенными советами.
А если нужно? Много-много раз она думала – а если нужно было?
Но уж одно мисс Лавгуд знала точно - есть вещи, которые говорить не просто можно, а нужно. Жизненно необходимо.
- Я понимаю, есть откровенность, которая причиняет боль, - мягко кивнула Луна, со вздохом отгоняя воспоминания, касающиеся именно таких примеров, - но сказать человеку, что он тебе дорог никогда не поздно. И никогда не лишнее.
Нет ничего ужасней одиночества. От этого нет лекарства, кроме честных теплых слов. А это такая большая редкость, почти как слезы феникса.
Таким образом, по совокупности поражающих факторов одиночество тождественно яду василиска. Хоть в диссертацию записывай такой глубокомысленный вывод.
- Вы хорошая, - обезоруживающе улыбнулась девушка, протягивая руку к лежащему на тумбочке письму, - вы очень нужны своим друзьям. Знаете, почему я к вам пришла? Мистер Малфой попросил меня передать вам письмо.
Да, видите, ему захотелось вам написать, потому что вы ему небезразличны.
- Люмос! – направляя светящийся кончик палочки на кусок пергамента Луна, все еще робко улыбаясь, протянула письмо миссис Лестрейндж.

Луна радостно смотрела в лицо женщины и думала… Да что ты будешь делать, опять о Малфое.
Вот может же человек, когда хочет. Молодец. Наверное, его мнение много значит для неё.
Действительно, суровая и печальная миссис Лестрейнж даже слегка улыбнулась, пробегая глазами по ровным строчкам.
Ничто не может заменить таких весточек от дорогих людей.
Луна вспоминала лица больных, которым приходится долгое время проводить в палатах больницы св. Мунго, и которые несмотря на все старания целителей ужасно скучают по родным и чувствуют себя брошенными. Все лечение насмарку, при таком безутешном эмоциональном фоне. Зато во время визитов родственников они прямо-таки расцветают, проникаются желанием жить и потом быстро идут на поправку.
Гораздо сложнее с теми, к кому никто не приходит, кому не присылают Рождественских подарков или конфет по воскресеньям. За таких Луна ужасно переживает. Украдкой в ночные дежурства ходит к ним или зовет к себе в кабинет (все равно мучаются бессонницей) – поговорить, чаю выпить, шоколадку какую-нибудь оставить. Просто сказать – вы нужны, вы достойны человеческого тепла и внимания. Кому? Ну вот мне, смотрите.
Обычно такие встречи выливаются в долгие разговоры-исповеди и слезы на плече. На её, Луны Лавгуд, плече. А она потом воспринимает их почти как родных. Обычно кто-нибудь из тяжелых или неизлечимых – укушенные оборотнями, жертвы сильнодействующих проклятий, необратимых травм…
В этот момент Луна очень радовалась, что мистеру Малфою вздумалось написать такое удачное письмо так кстати. Хороший человек.
Если в этой ситуации что и хорошо, так это то, что никто не слышит, как ты тут называешь Пожирателей хорошими людьми. Мерлин, самое интересное, что я действительно так думаю. Кажется, я совсем схожу с ума.
Такие мысли приходили мисс Лавгуд в голову в среднем восемь раз в день, поэтому совершенно её не тревожили. Нахмурилась она совершенно по другому поводу.
- Да, конечно. Такие существенные передозировки очень опасны – у вас очень сильное снотворное, рассчитанное на крошечные дозы.
Если бы еще несколько минут, у вас бы уже ничего не болело. Никогда…
Так, об этом думать не надо. Размышлять вообще надо конструктивно.
Гипертонус мышц? Да, вполне закономерно.
- Полная нейтрализация яда требует некоторого времени даже при самом эффективном антидоте, - извиняющее объяснилась Луна, - это скоро пройдет. Но вам надо хорошо выспаться. Отдохнуть.
Впрочем, для снятия болевых ощущений…
- Anestesio, - сосредоточенно произнесла целительница. Обезболивающее было одним из её любимых заклинаний – соответствующие нужному эффекту интонации она могла воспроизвести даже в само чрезвычайной ситуации, равно как и нужные движения палочки.
А вообще все идет довольно неплохо. Наконец-то можно услышать от пациента, на что он жалуется, а не что я никчемная разгильдяйка, как в случае Севе... нет, нет, мистера Снейпа.
- Да, очень сильное. Вы плохо спите? – спросила мисс Лавгуд, поглощенная поисками в сумке склянки с зельем, улучшающим выведение токсинов – надо же оставить пациенту лекарство. И снотворное, наверное, тоже надо.
Вот, один вызов в Рождество – и сумка в два раза легче. Чудеса, да и только.

Кошмары… Ночные кошмары.
Почти профессиональная специализация старшего целителя Луны Лавгуд. Воспоминания о бездонном черном прошлом, серость безнадежного будущего, непробиваемые стены тяготящих принципов настоящего.
Луна отвернулась и закрыла лицо руками.
Она проводила бессонные ночи за котлом или древними фолиантами архива больницы св. Мунго, нарываясь на выговоры директора и удивленные взгляды коллег.
И все равно каждое ночное дежурство с напряженным вниманием оглядывала темные палаты, прибегала на вызовы… Одна из тех проблем, при которой никто не может помочь.
Зелья, заговоры, успокоительные беседы. Все. Вообще-то, обычно бесполезно. Но она старалась.
Луна глубоко вздохнула и подняла взгляд на часы, а через мгновение прижала ладонь к губам, недоуменно ахая.
Мерлин великий, ну и ночь. Уже и не ночь. Замечательно, Луна, ты трудоголик. Ну, есть, конечно, обстоятельства. Но если обстоятельства есть абсолютно всегда, то это уже трудоголизм. Надо лечиться.
Или уже поздно? От ощущения адреналиновой волны постепенно утихали, за далеким окном мерцал блекло зимний рассвет, а на плечи давила усталость. 
Ничего необычного – опять, опять, не опять, а снова…
- Без четверти восемь, - странновато улыбнулась Луна, ничуть не скрывая легкомысленного удивления,  - кажется, уже утро, вы себе представляете?
Представляете, я уже сутки на ногах. Вот у вас уставший вид. Наверное, потому, что сегодня праздник. Может, хотя бы мистер Малфой выспался, если он, конечно, последовал моему совету. За мистера Снейпа можно не беспокоиться – о нем позаботится мистер Малфой. Хотя, о нем самом впору заботится. За один вечер, пусть и апокалиптически длинный, - целая новая семья. Буду навещать, присылать по почти пироги с яблоками и вязаные рукавички.
Девушка обернулась, чтобы окинуть Беллатрикс немного рассеянным ласковым взглядом и лучезарно улыбнуться.
- Но вам все равно надо отдохнуть. Ни в коем случае не ходите сегодня на работу, по крайней мере, с утра. Считайте, что это моя профессиональная  рекомендация, - строго заметила целительница.
Да уж, целитель Лавгуд, солидности тебе не занимать, особенно когда улыбаешься…
Подумаешь, нечего огорчаться по таким мелочам. Уж что-что, а внешний вид и мнение о нем окружающих Луну Лавгуд волновали мало.
- Я вам оставлю зелье, оно хорошо помогает при последствиях таких отравлений. Набор средиземноморских водорослей, мягкий тонизирующий эффект. Некоторый любят им пользоваться для снятия усталости, но это только с соблюдением дозировок. Я вам запишу.
Луна поставила большую бутылку со светло-салатовым зельем на прикроватную тумбочку и огляделась вокруг в поисках чего-то, на чем, собственно, можно записать дозировки.
Так вот, какая-то бумажка… Нужная, нет? Ох…
Луна присела на корточки на полу и пробежала глазами по неровным строчкам, расплывающимся в предутренней серости воздуха и невесомой пелене слез. Потом вытерла прохладную влагу с ресниц и перевернула кусок пергамента, склоняясь над ней с пером и маленькой чернильницей.

Похожая, на бабочку легкая роспись в уголке – Луна Л.
Девушка положила записку на прикроватную тумбочку и решительно придавила бутылкой с зельем.
- Знаете, я хотела вам сказать – я верю, что у вас все наладится. Главное – что вы этого хотите. Если вам понадобится помощь когда-нибудь – медицинская или… или вообще, то я всегда к вашим услугам, - доверчиво улыбнулась девушка, снова присаживаясь на краешек кровати и глядя в глаза собеседнице.
Невероятно, а? А я-то рассчитывала на непростительное. Все-таки жизнь постепенно становится лучше, чище, терпимее. Относительно, с учетом исходных координат.   
Про записку не сказала ничего - зачем волновать теперь уже. Пусть все это будет в прошлом, в прошлом, которое не должно единолично определять будущее. О таких вещах невозможно забыть - вот и Луна теперь будет думать об этой удивительной Беллатрикс, какой её мало кто, должно быть, видел. Но ведь все равно бы думала - такой уж характер. Или что это, душевная организация? Снейп сказал бы, что, но это не очень цензурно. Ну и пусть.

Луна взяла женщину за руку и украдкой облегченно вздохнула. В эту необъяснимо странную короткую секундочку промозглого зимнего утра она была так тепло кристально счастлива, что просто не могла не улыбаться медленно ползущим по стенам тусклым солнечным бликам.
Что-то неуловимо новое в лице Беллатрикс Лестрейнж очень её радовало – просто человечески радовало. Это чувство практически не имело отношения к удачно подобранному зелью и достойно завершенной непростой смене, оно касалось только чуда нового открытия – почти новой жизни.
Рассвет в Рождество – самое время для таких начал. У неё обязательно всё получится – если я верю в неё, она тоже сможет. Главное поверить, она ведь сильная. У неё обязательно будет новая мирная жизнь. Без ночных кошмаров и передозировок. Конечно, не сразу, конечно, это трудно… Но ничего страшного, за это стоит бороться.
Говорить правду. Думать о других. Чувствовать себя нужным. Радоваться солнцу и не жалеть о прожитых днях. Не вспоминать о предрассудках, не мучить себя масками. Ах, если бы все так могли…
- Ну что вы, что вы, - мягко ответила Луна, радуясь тому, что случилось это незабываемое, невозможное утро со всеми его откровениями и бликами, - вы не должны меня благодарить, я не сделала ничего, ничего особенного, вы же сами… Это вы так решили. И я очень-очень за вас рада, вы даже не представляете, как я счастлива, что вы живы, по-настоящему, что вы такая… Я и сама не думала.
Я думала, что… Ну, после разговора с мистером Малфоем – что ничем хорошим для моего здоровья это не закончится. Но все равно, любой бы так поступил на моем месте. Любой, это же очевидно, это невозможно не почувствовать.
Да, вот люди считают и миссис Лестрейнж, и мистера Малфоя, и мистера Снейпа… нельзя доверять людям в одном – в отрицательных оценках, в склонности клеймить болезненно и безвозвратно, распространяя в душе едкую горечь. Такая неосознанная жестокость. Никто не виноват, просто… Ну, можно ведь чуточку терпимее, теплее? Можно ведь?
Так просто – вовремя сказать несколько искренних доброжелательных слов. Многое меняют простые чудесные вещи… Рождественские подарки и чудеса. Сколько у меня сегодня чудес – столько новых близких людей, таких удивительных. Нуждающихся, может быть, даже во мне…
-  Я понимаю, о чем вы. Не думайте о плохом, не вспоминайте, хотя бы сегодня. Мне так хочется, чтобы у вас все было хорошо. И если вы мне верите, это значит, что … что так и будет, обязательно. Вы будете помогать своим друзьям, это замечательно…
Новая тайна – все равно не стану рассказывать, не поверят. Никто. Ну и ладно. Я ведь знаю. Наверное, на самом деле я всегда знала. Или верила.
- И… просто знайте, что вы мне … не чужая, понимаете? – Луна поднялась, поправляя на плечах шаль.
Да, не чужая. Не чужие. Настоящее чудо. Но ведь так и должно быть, если мы все стремимся к счастливой жизни без всего, что мешало нам так долго…
Видите, как легко говорить правду, достаточно совсем немного привыкнуть. Как легко улыбаться не-чужим, тысячу раз не-чужим. Как приятно делать то, что нужно людям. Вот именно поэтому Луна и оказывалась с завидной регулярностью в подобных невероятных местах, временах и случаях.

Луна восхищенно вздохнула, слушая бывшую Пожирательницу.
Наверное, все люди так красивы, когда говорят «спасибо». Или правду. Или когда обретают забытые надежды на счастье. Когда улыбаются.
Да, улыбка даже полезнее шоколада.
- И у вас она обязательно будет, - убежденно подтвердила Луна.
Она вспоминала всех тех своих безнадежных из коридоров больницы св. Мунго – она действительно верила в возможность новой чудесной жизни для каждого из них. За это её обычно называли чокнутой мечтательницей и раздражались. А эти самые безнадежные вот – тянулись.
- Я очень рада, что у вас все так хорошо сложилось. И ещё лучше - сложится.
Что мне удалось вам объяснить. Знаете, это нечасто удается. Вот, например…
Под «например» предполагался обладатель скрывающих боль и горечь серых глаз, о котором напоминали синяки, покрывающие тонкие запястья, и царапина на щеке. И щемящее чувство жалости в груди, ноющая безысходная боль.
Естественное чувство. Луна Лавгуд считала все чувства естественными и никогда не пугалась их, открывая новые сияющие откровенностью грани собственной души с не лишенным приятности удивлением.
Открытия и чудеса – вечный лабиринт реальностей и нереальностей…
Да, такие мысли - эффективная защита от лигелиментов, а? Пусть читают, пусть, в изоляторе всегда найдутся свободные места.
- Я к вам обязательно зайду. Со снотворным. Вы пироги с яблоками любите? – серьезно поинтересовалась Луна, приглаживая волосы. Волосы не приглаживались злостно.
Надо в косы заплетать, что ли? А то посещаю приличные дома, а на голове циничный сеновал.
Конечно, пусть читают. Меньше лигелиментов – больше кислороду.
- Не забывайте, вам надо отдохнуть. Я думаю, ваши эльфы смогут хорошо о вас позаботиться – они такие ласковые. А вы удивительная, вы достойны счастья. И если я вам только понадоблюсь – вы непременно пишите, - жизнерадостно заметила неутомимая целительница.
Она вдруг остановилась где-то у самой двери и вернулась к кровати, словно вспомнив что-то очень важное.
- И… я хотела бы вас попросить. Если вы будете писать мистеру Малфою, пожалуйста, … будьте с ним поласковее. И передайте ему, что я совсем на него не сержусь, - девушка потерла саднящие запястья и обратила затуманенный неведомыми  никому мыслями взгляд в окно, за которым разгорался рассвет.
Тоже одинокий человек, совершенно запутавшийся во всем этом…